Загадки и умолчания: Третий срок поэта Мандельштама

Как известно, Осип Мандельштам арестовывался дважды. В первый раз в мае 1934 года за стихотворение о кремлевском горце. Вместо вполне возможного расстрела он получил удивительно мягкий приговор: ссылка сроком 3 года. Не тюрьма, не лагерь, а ссылка вначале в Чердынь, а затем в Воронеж. Второй арест - в мае 1938 года. Он получил мягкий по тем кровавым временам срок: 5 лет лагерей. Ему хватило и полгода - в декабре того же года он умер в пересыльном лагере под Владивостоком. Но был у поэта еще и третий срок, посмертный. Он был самый длинный - 15 лет. От принятия решения в 1958 году об издании мандельштамовского тома "Библиотеки поэта" до выхода его в свет в 1973. В чем же загадка этого срока? Об этом и о роли Надежды Мандельштам - настоящий пост.

Заметим, что три предыдущих поста также были посвящены "мифологической" теме (миф памяти и миф хранения) и фактически уже соответствовали новому заголовку. Как мы помним, миф памяти утверждает, что Н.Я. сохранила все написанное Мандельштамом в памяти. B наиболее экстремальной, но очень распространенной форме, он звучит так

“Не верящая в долговечность рукописей, которые могли затеряться, быть конфискованными при обыске, исчезнуть безвозвратно и навсегда, она заучила наизусть все написанное Мандельштамом, со всеми разночтениями и вариантами, и донесла его стихи до читателей.“

(здесь и далее жирный шрифт мой - Э.Ш.) (взято из передачи радио "Свобода", посвященной столетию со дня рождения Н. Я. Мандельштам, 03-11-99 http://archive.svoboda.org/programs/HR/1999/HR.110399.asp )

Миф живуч, и через три года это повторилось слово в слово в http://archive.svoboda.org/programs/OTB/2002/OBT.020202.asp.

Опровержение этого мифа см. в нашем посте http://nmandelshtam.blogspot.com/2013/05/m-1.html . Здесь только добавим, что в многочисленных текстологических претензиях Н.Я. к Харджиеву прав неизменно оказывался именно Харджиев. Так где же "легендарная" память Н.Я.?

Миф хранения. Речь идет о хранении рукописей, т.е. архива. Н.Я. заявляет, что она сохранила рукописи поэта, его архив. Да, сохраняла. Но не только она. Сохраняли и другие. И Наташа Штемпель, пешком выносившая рукописи Мандельштама из Воронежа под огнем наступавших немцев. И братья Бернштейн, хранившие архив с 1946 г. по 1957 г. (11 лет!), оба потерявшие работу в годы борьбы с космополитизмом, жившие под угрозой ареста. И Эмма Герштейн, и Эдуард Бабаев. Приписывание заслуг по сохранению рукописей поэта одной вдове абсолютно несправедливо и абсурдно. Да и приводит иногда к таким нелепостям, как уже цитировавшийся нами отрывок из статьи Галины Рогалёвoй “Будет ли в Чите улица Мандельштама?” http://www.stihi.ru/2011/05/15/5970

“…ее скитания по всей стране объясняются тем, что она меняла места жительства, спасая архив мужа, повсюду таская за собой большой и тяжелый чемодан.”

А вот вывоз архива Мандельштама за границу и передача его в личный дар американскому слависту Кларенсу Брауну - это исключительно ее персональная заслуга. Заслуга одной и только одной Н.Я. Все ее окружение, ее родной брат, также принимавший участие в хранении рукописей, были против. За что же такая честь Кларенсу Брауну, пожалуй наименее талантливому американскому мандельштамоведу? Оказывается за то, что он в январе 1966 года вывез за границу машинопись ее "Воспоминаний". Да, умела Н.Я. щедро расплачиваться за одолжения. Благо, Кларенс Браун отказался принять такой бесценный дар, решил подарить этот архив Принстонскому университету. Несколько лет с тех пор архив там лежал не разобранным, но слава богу, что он сохранился. Как говорил мандельштамовед С. Василенко в передаче "Эхо Москвы" в 2012 году (http://echo.msk.ru/programs/time/848694-echo/):

“Потом, когда М.Л. Гаспарову и мне выпала великая возможность побывать в Принстоне (в 1994 году -Э.Ш.), он к этому времени ужe был описан.”

Вот уж повезло мандельштамоведам Василенко и Гаспарову (кстати, академику РАН). Они побывали в Принстоне и имели счастье поработать с архивом Мандельштама, сравнить цвета чернил и качество бумаги, и прийти к интересным выводам о том, как манипулировала архивом Н.Я. (см. наш предыдущий пост). Повезло и Софье Богатыревой, дочери известного нам хранителя архива Александра Ивича-Бернштейна, которой в 1954 году, как мы помним, Н.Я. завещала архив. Кому еще повезло? Ну, конечно, известным нам Павлу Нерлеру и Юрию Фрейдину, они бывали там на мандельштамовких конференциях. Может, кого-то недосчитались. В основном все. Но ведь позвольте, Осип Мандельштам все-таки русский, а не американский поэт, к тому же очень трудно переводимый на английский. Мода на Мандельштама (как и мода на Пастернака) в США давно прошла. Курсы русской поэзии в американских университетах почти не читаются - студентам это неинтересно. Архив Мандельштама "скучает" в Принстоне, будучи практически невостребованным. Такова воля вдовы.

Если мы поставили под сомнение то, что Н.Я. запомнила и сохранила в памяти ВСЁ, а также то, что она и только она сохранила рукописи мужа, то возникает вопрос, какова все же ее роль в деле сохранения творческого наследия Осипа Мандельштама? Она огромна. Эту роль трудно переоценить, хотя она и может быть описана коротким фрагментом на стр. 143 ее "Третьей книги":

"... делались сотни копий, которые мы рассылали по редакциям (выборочные) и раздавали на хранение. На хранение было роздано сотни экземпляров…”

"Мы" в приведенном фрагменте - это она, Н.Я. Именно она делала сотни копий для рассылки в редакции журналов, в Союз Писателей и , наконец, друзьям и знакомым. Конечно, не всё посланное уцелело. Но многие и многие сохранили стихи, которые жили уже совершенно независимо от их создателя. С них в свою очередь делались копии и т.д. Много мандельштамовских стихов было у Михаила Зенкевича (поэта-акмеиста, друга Мандельштама), Корнея Чуковского, Пастернака, конечно же Ахматовой, Нарбута, Липкина и того же Харджиева. Всех не перечесть.

И вот теперь на минутку прервемся и зададимся странным и, казалось бы, кощунственным вопросом: если бы после своего поистине героического труда по записыванию, переписыванию, рассылке стихов Мандельштама, Н.Я. вдруг прекратила бы свою деятельность - например, снова вышла бы замуж. Ведь делала же она вполне недвусмысленные намеки Борису Кузину при еще живом Мандельштаме, а на стр. 236 "Второй книги" ведь написала:

"А вот насчет Манндельштама - я сомневаюсь, что поступила правильно. Надо было уйти от него: как он смел любить кого-нибудь, кроме меня? Дура я была, что не умела по-настоящему ревновать и скандалить. Скольких наслаждений я себя лишила..."

Просто прекратила бы свою деятельность, неважно, по какой причине. Так вот вопрос: сохранилось бы наследие Осипа Мандельштама? Мы рискуем ответить: да, сохранилось бы! Сделать это предположение нам позволяет история с первым американским изданием Мандельштама.

История эта такова. Еще в 1952 (!) году в переписке двух американских славистов Глеба Струве и Бориса Филиппова появилась тема "Мандельштама": тема издания всего "печатного" Мандельштама (в книгах, журналах, газетах). А в 1955 году мандельштамовский том увидел свет. Конечно, этому предшествовала громадная собирательская, составительская и редакторская работа. Реакция на выход книги была бурной и разносторонней. Не обошлось без забавного эпизода. Так Александр Федорович Керенский, бывший глава Временного правительства прислал Филиппову разысканные им стихи Мандельштама, посвященные ему, переписав их из газеты партии социалистов-революционеров "Воля народа".

Но если такое чудо могло произойти в далекой Америке, то почему бы не повториться чуду на родине поэта. И ведь для этого были, казалось бы, все предпосылки. Существовало как минимум три почти эквивалентных варианта архива Мандельштама - один у Н.Я., хранившийся у Александра Ивича и переданный в 1957 г. Харджиеву, другой у Наташи Штемпель и третий у Эдуарда Бабаева. Все хранители были в дружеских отношениях с Анной Ахматовой, которая находилась в это время на вершине славы. Сам всесильный Алексей Сурков, первый секретарь правления ССП, благоволил к ней. И не было у Анны Ахматовой более близкого друга, чем Осип Мандельштам. Ею не было сказано ни слова упрека в адрес Мандельштама в том, что тот назвал ее и ее сына, Льва Гумилева, в числе слушателей "Кремлевского горца". A будучи спрошенным о реакции слушателей, поэт передал гумилевскую реакцию словом "Здорово!". Вот это "Здорово!", возможно, и обеспечило Льву Гумилеву три ареста и два лагерных срока.

K 1958 году была создана Комиссия по творческому наследию Мандельштама (ее председателем был все тот же Сурков) и подписан договор на издание мандельштамовского тома "Библиотеки поэта".

Итак, казалось были все предпосылки для успеха. Но успеха не было. Здесь мы и подошли к загадке третьего срока Мандельштама. Загадке, которую можно былобы назвать: "Пятнадцать лет спустя" .А произошло вот что:

Как мы помним по предыдущему посту, Харджиев сдал свою работу в издательство в конце 1962 года. Но в 1961 году в Нью Йорке вышел под редакцией Р. Гринберга альманах "Воздушные пути", содержащий 57 ранее не опубликованных стихотворений Мандельштама. Это была литературная сенсация, и она не прошла незамеченной как в литературных, так и политических кругах СССР. Тем более, что все это происходило на фоне ухудшающихся отношений c Aмерикой (Берлинская стена, Карибский кризис). Для КГБ было очевидно, что имела место "утечка культурной информации". По каким каналам? Первая мысль - уж не вдова ли? Кстати, одним из каналов Р. Гринберга для "Воздушных путей" действительно был уже знакомый нам Кларенс Браун. Но тексты шли скорей всего, не непосредственно от Н.Я., а от Жирмуского. Далее активность по "вывозу культурных ценностей заграницу" продолжается. Павел Нерлер в своей статье “На воздушных путях: по ту сторону тамиздата” (http://www.utoronto.ca/tsq/40/tsq40 nerler.pdf ) пишет об установлении в 1962 году первых воздушных мостов между Глебом Струве и Борисом Филипповым, с одной стороны, и различными "самиздатчиками", вплоть до вдовы Мандельштама, с другой. Напомним также отрывок из письма Ю. Г. Оксмана Глебу Струве от 2 декабря 1962:

“Я достал тот рукописный сборник, кот<орый> ходит у нас с середины 1958 г. в многочисленных списках. Сборник восходит к тому, кот<орый> сделан был вдовой поэта.”

Кульминацией этого процесса был выход первого тома собрания сочинений Мандельштама в Нью-Йорке в 1964 году. Это было огромным достижением Струве-Филиппова, но в тоже время и катастрофой для мандельштамовской "Библиотеки поэта" и, разумеется, для Николая Харджиева. Причем, катастрофой вполне предвидимой. Еще свежа была в памяти история с "Доктором Живаго". А Н.Я. была очень умной женщиной. К тому же была она сверхподозрительной и мнительной - кто только у нее не ходил в стукачах. Имея в 1958 году на руках договор с советским издательством на публикацию Мандельштама в престижнейшей "Библиотеке поэта", можно было бы “самиздатскую” деятельность проводить более осмотрительно, по возможности контролируя дальнейшее распространение. А то ведь сложилась парадоксальная ситуация: в 1965 году в "Библиотеке поэта" вышли тома опальных Пастернака и Цветаевой, а мандельштамовский том, объявленный в 1958, ждал еще целых восемь лет.

Итак, можно вполне предположить, что без излишней самиздатской активности Н.Я. мандельштамовский том "Библиотеки поэта" вышел бы гораздо раньше. Мандельштамоведы предпочитают замалчивать эту тему.